Мост Верразано - Страница 50

Видно было, что шеф несколько ошарашен таким напором. Он спросил:

— И паспорт у вас с собой? Здесь? Вы предусмотрительны, сударыня. Даю вам сорок минут на сборы и доставлю прямо в аэропорт. Не забудьте мобильный телефон и кредитные карточки. — Он подумал. — И разрешение на оружие; возьмите пластмассовое оружие. Да, и нянька. У Джека тоже с собой паспорт?

Через сорок пять минут они были в воздухе. Было договорено, что вертолет компании «Дженерал карз» не должен садиться прямо в аэропорту; их высадят на площадке у шоссе, где всегда дежурят такси. Свежевыкрашенные волосы Амалии стягивал скромный хлопчатобумажный платок. Джек — с самым горестным видом — спал на заднем сиденье. Господин Мабен угрюмо молчал, сидя рядом с Амалией; молчал неприятно. Казалось, его донимают сомнения и он может в последнюю секунду взять да и отменить операцию. Но, видимо, он думал о другом, потому что внезапно — самым будничным тоном — сказал, что теперь в ответ на вопросы посторонних лиц о взрыве можно отвечать, что злоумышленники взорвали феноменальный новый образец автомобиля «Джи Си». Сказал и снова умолк.

Так они и летели. Узкий серп луны покачивался почти вровень с бегущими под стеклянным полом огнями 9б-й федеральной дороги. В полпервого ночи попрощались с Мабеном и сели в такси: шеф все-таки не отменил операцию.

"Наконец-то началась настоящая жизнь», — подумала Амалия.

За это время Умник успел долететь до Франкфурта и из тамошнего громадного «пересадочного» аэропорта перепрыгнуть в Амстердам: по счастливому совпадению, самолет в амстердамский аэропорт «Схипхол» уходил через полчаса после прибытия рейса из Торонто. В Амстердаме, разумеется, было уже утро, раннее притом утро, и в «Схипхоле» все было закрыто: беспошлинные магазины, кафетерии, пункт обмена валют. Меняльный автомат с первого взгляда обнаружить не удалось. Неприятно. В Торонто Умник не стал обменивать доллары на гульдены — это был бы лишний след, и «московские правила» такое запрещали.

Надо заметить, что «правила» он придумал сам, индуктивным методом. Книга Ле Карре только дала ему название для правил поведения в таких условиях — когда надо скрыться от преследования, утонуть в огромном мире, раствориться. Умник продумал их подробнейше и заставил Рона все заучить. На память. Это было нелегко, ибо Рои ненавидел информацию, не относящуюся к его работе.

Ладно. Приходилось передвигаться по купеческой стране Голландии без местной валюты. Он втянул голову в плечи и двинулся к пограничнику — или кому-то еще, пропускающему людей с нейтральной территории аэропорта на вольный воздух. Тот бегло взглянул в американский паспорт, проговорил: «Добро пожаловать в Голландию, господин Тэкер», Умник сказал. «Спасибо, парень» — и, переступив через белую полосу, очутился в Голландии. Веселый сонный пограничник, сидевший на возвышении — вроде церковной кафедры, — помахал ему вялой от сонности рукой.

Он выбрался на воздух, вздохнул наконец-то полной грудью. Неспешно направился налево — мимо автобусной остановки, мимо спящих еще киосков. Удача; никто не выходил в этот момент из здания; когда он подошел к станции железной дороги, за спиной оставалось обширное пустое пространство, — то есть никого не надо было бояться. Спустился на платформу, моля Бога еще об одной удаче — чтобы не ждать поезда слишком долго, — но на расписание смотреть не стал и уселся на скамье подальше от входа. Глаза не закрывал — слишком хотелось спать. «Беглецам не очень-то сладко приходится, а?» — сказал себе Умник и задремал, держа на коленях свой чемоданчик.

Он проснулся от стука колес: подкатил поезд на Амстердам. Было уже шесть тридцать; он проспал почти полчаса. Дерьмовый из тебя конспиратор, вот что я тебе скажу, — думая так, Берт открыл вагонную дверь и прошел в отсек для курящих. Там сидели всего трое, и в ближние два вагона никто в Схипхоле не заходил. О билете он не беспокоился, усвоив в свое время, что голландские поездные обычаи так же мало похожи на американские, как королева Нидерландов на президента США: кондукторов в вагонах не видно совсем, а контролеры появляются раз в полтора часа. Курить не хотелось, и Умник опять заснул и проспал все пятнадцать минут, до самого центрального вокзала. По этой гулкой стеклянной громадине пришлось малость походить, чтобы найти расписание и узнать, с какой из тридцати платформ идут поезда на Зандам. А потом бежать, чтобы успеть к поезду.

В Зандаме он вышел из поезда один; было семь пятнадцать. Некоторое время Умник раздумывал, как ехать дальше. Ехать-то было рукой подать, миль пять, не больше, но в автобусе бесплатно не повезут, верно?

Он знал и эту деталь голландской жизни: в большом городе ты важно суешь свой билет в автоматик, он твой билет компостирует, и ты честный гражданин. Или — и это предпочтительней — ты ничего никуда не суешь и едешь бесплатно, как дурной гражданин, позор для общества. Но в пригородном автобусе изволь дать свой билет водителю, чтобы тот его прокомпостировал — или купи билет у него. На дармовщинку не проедешь…

Ведь только что кормили в самолете, а жрать опять хочется, подумал Умник, оглядел чистенькую привокзальную площадь, серо-стеклянную башню дорогой гостиницы, построенной зачем-то у самого полотна, и решительно сел в такси. Три такси стояли у автостанции, но Умник выбрал худшего из возможных водителей: тот сразу понял, что перед ним иностранец, и заговорил по-английски, не зная при том английского. Умник по-голландски объяснил, что он вовсе не иностранец, а свой, и что акцент у него островной (он понятия не имел, есть ли в природе этот островной акцент), и в семь тридцать две уже вышел из машины на единственной улице деревушки, еще более чистой, чем привокзальная площадь в Зандаме, вышел по «московским правилам», то есть за квартал от нужного ему места, и побрел под ивами, вдоль узкого мутного канала, потом в узкий проход между домами, и так пришел к себе домой.